Тюмень. Закон о недрах разделил геологическую информацию по видам собственности, что вызвало проблему ее доступности. Об закрытости геологической информации, о возрождении отрасли, о малом бизнесе в нефтянке агентству нефтегазовой информации рассказал директор "Научно-исследовательского центра рационального недропользования имени В.И. Шпильмана" Александр Шпильман. Сегодня ветераны геологии и люди, имеющие непосредственное отношение к разведке недр, все чаще говорят о необходимости воссоздания геологической отрасли. Вы как-то говорили, что это не потребует таких уж масштабных вложений. Порядка 5-7% от добычи вполне хватило бы, чтобы полностью восстановить отрасль. Востребована ли эта идея?
Идея о том, что необходимо восстанавливать геологоразведочную отрасль и наращивать объемы воспроизводства запасов нефти и газа, увеличивать объемы работ она, конечно, востребована, поскольку произошло резкое сокращение объемов работ за последние годы. Действительно, по расчетам 5-7% от добычи нефти, имеется в виду финансовая составляющая – хватило бы для того, чтобы восстановить отрасль на необходимом уровне. Это идея не новая. В конце 90-х годов был такой налог на восстановление минерально-сырьевой базы в размере 10% от добычи, затем он был отменен и главная причина сокращения объемов работ состоит в отмене этого налога. Если же он будет в том, или ином виде восстановлен, то, конечно, это позволит кратно увеличить объемы работ, это не вызывает сомнений Он может быть восстановлен не в том виде, в котором он был в конце 90-х годов. Идея по воссозданию геологической отрасли широко обсуждается на различных конференциях. С этим предложением выходят многие специалисты, но понятно, что окончательное решение будет приниматься федеральными структурами.
Еще вы упомянули о такой больной для нефтянки теме, как отсутствие свободного доступа к геологической информации. С чем это связано? Как вообще осуществляется данная процедура?
Связана она с некоторыми фундаментальными причинами, а именно с законом о недрах. Согласно этому законодательному акту, информация была разделена по видам собственности – государственная информация, информация компании, частная информация. Это вызвало проблему ее доступности. В ряде случаев надо запрашивать разрешение компаний, в ряде случаев - государства. Но, если выполняются общерегиональные работы, то необходима вся полнота информации. Плюс к этому закрытость информации не дает возможности выйти на участки компании новыми геологическими идеями. Но все усложнилось тем, что государство решило брать плату за эту информацию. Это я считаю совершенно неправильно, поскольку, когда информация помещается в государственные геологические фонды, то они уже были оплачены в виде налогов на эту деятельность. Кроме того, не каждый может заплатить ту сумму, которую за нее просят. У нас есть категории студентов, или профессоров университетов, которые не такую большую зарплату получают. Для них доступ фактически закрыт, а для своей деятельности им информация нужна. При том это не связано с конфиденциальностью информации, или, например, с положением о государственной тайне, там есть порядок доступа и его надо соблюдать. Но вот доступ к общей информации должен быть абсолютно открытым. Отсутствие доступности информации сдерживает развитие геологической науки, развитие направлений. В результате где-то мы не добудем нефть, не откроем новых месторождений, трудно материально посчитать тот ущерб, который приносят такие решение о закрытости геологической информации. В большинстве развитых стран мира устанавливается очень короткий срок на закрытость информации - 3-5 лет не больше. То есть компания ее получает в собственность и пользуется в закрытом режиме, от года до 5 лет.
Губернатор ХМАО Александр Филиппенко выступает с идеей вовлечения в нефтяной бизнес малого предпринимательства. Это могло бы вовлечь в оборот низкодебетные скважины Югры. По его словам, это даст порядка 10 млн. тонн нефти. При каких условиях данное предложение может найти практическое разрешение?
Это действительно так и связано с тем, что у крупных компаний вертикально интегрированных – крупный интерес. Их интересуют месторождения, начиная от 30 млн. тонн. Они так же выводят в бездействие, видя экономическую не эффективность, низкодебетные скважины. Малым компаниям интересны малые месторождения, а их достаточно много. Но при этом некоторые льготы малым компания нужны, потому что реально разработка маленьких месторождений обладает меньшей экономической эффективностью, поэтому нужна система льгот для малого бизнеса.
В первую очередь, необходимо решить вопрос с инфраструктурой. Под инфраструктурой я имею в виду – систему трубопроводов, сбора нефти, транспортировки. Если крупные компании не пустят малые предприятия, в этом случае не бензовозами же возить нефть на заводы. Соответственно, нужна система, обеспечивающая доступ малых компаний в инфраструктуру даже не Транснефти, а крупных компаний и это должно быть закреплено как-то законодательно. Вот наверно, если решить эти вопросы, тогда вопрос о привлечении малого бизнеса в нефтянку мог бы быть решен. Даст ли это 10 млн. тонн или 20 дополнительной добычи - все зависит от того, сколько компаний придет и в каких объемах это развернется. Опять же если сравнивать с мировым опытом, по той же Канаде работает 5-6 крупных компаний и 100-150 мелких которые, владеют лицензиями и являются нефтедобывающими предприятиями. Как мне объяснили канадские коллеги, это обеспечивает очень устойчивый бизнес. 5 компаний могут монополизировать рынок и диктовать свои условия, но 100-150 компаний добывая всего 5% нефти обеспечивают устойчивость ситуации. Вы упоминали о месторождениях на территории Юганской впадины, на которые уже в течение 5 лет заморожено лицензирование. С чем это связно, вы не могли бы пояснить.
Мне трудно ответить на этот вопрос, потому что решение о приостановлении проведения аукционов было принято вначале нынешнего столетия и принималось федеральными органами без объяснения причин. Почему они так поступают? Возможно, повлияли организационные сложности – менялось земельное законодательство, лесное, появлялась необходимость согласований, но я думаю, это не основная причина. Может быть, у федеральных структур было желание переместить объемы работ, заморозив здесь лицензирование, переместить их в Восточную Сибирь, на шельф. Тем самым, направив средства компаний туда, потому что, если здесь не давать, компании уйдут в Восточную Сибирь, а если давать в Югре, они никуда не уйдут - тут развитая инфраструктура.
Может быть, федеральные органы решали этот вопрос. Исполнительная власть в ХМАО ежегодно рекомендовала участки для лицензирования, писали обоснования о необходимости этого. В текущем году ситуация начинает меняться. Уже в планах до конца 2009 года выставить на аукционы несколько месторождений и если установленные федеральными органами бонусы не будут завышены, то я думаю, месторождения будут востребованы и процесс лицензирования будет восстановлен. Ваш центр занимается расчетами и составлением вариантов и сценариев развития нефтяной отрасли в Югре. Недавно вы отметили, что округ остаётся лидером в поставках нефти и главной сырьевой базой страны, мол, как в Югре аукнется с добычей нефти, так в России откликнется. Могли бы вы озвучить ближайшие перспективы по добычи нефти в Югре, а, следовательно, и в целом по России.
Я думаю, что расчет добычи, который мы представили в стратегии до 2020 года - 220-250 млн. тонн – он реален. Может оказаться чуть выше, или чуть ниже. Если мы через 11 лет можем выйти на такой уровень, это очень хорошо. 250 млн. тонн нефти в год - это 1 млрд. за 4 года, сейчас мы добываем 1 млрд. за 3,6 года.
Нефтяным компаниям округа удалось значительно поднять объемы эксплуатационного бурения - это основной фактор, влияющий на уровень добычи. Сейчас они бурят около 10 млн. метров ежегодно. Это влияет на добычу в положительную сторону. В сторону уменьшения уровня добычи нефти влияет то, что многие месторождения находятся 25-30 лет в разработке, при таких сроках и уже отборы составляют 0,5-1% от запасов. На этих стадиях применяют всевозможные методики повышения нефтеотдачи. Если говорить глобально, некоторое снижение добычи до 2020 года, видимо, произойдет. Сейчас мы добываем около 270 млн. тонн, то есть снижение на 20 млн. тонн в год. Это 10%, в принципе незначительно.
Если говорить о России есть ряд регионов, которые могут в ближайшем будущем увеличить добычу. Это Темано-Печерская нефтегазоносная провинция, если говорить о Западной Сибири, ввод Ванкорского месторождения даст 15-20 млн. тонн годовой добычи, может даже выше. Неплохо идут дела на юге Тюменской области. ТНК-Уват вышла уже на 600 тысяч тонн полугодовой добычи. Добычи в 5-6 млн. тонн в год они достигнут. Главное, что они создали инфраструктуру.
Если говорить о Югре, то здесь еще остаются огромные возможности по Приобскому месторождению и месторождениям Салымской группы. Они будут обеспечивать прирост добычи нефти в ближайшее время.
Думаю, по Восточной Сибири так же будет достигнут прирост, потому, что труба строится и месторождения вводятся. Далее шельфы. Сахалин уже сейчас дает очень приличную добычу нефти, к тому же там построен круглогодичный наливной порт.
Освоение Северных морей, скорее всего, будет происходить уже где-то за 2020 годом, может даже за 2030. Я не думаю, что в России, если говорить о перспективах 20-х, тем более 30-х годов удастся скомпенсировать в этих новых районах понижение добычи в старых районах, а это не только Западная Сибирь, но и Волго-Урал и другие регионы, в которых добыча ведется более 40-50 лет. В них или сохранится стабильная добыча, или пойдет снижение.
По газу совершенно другая ситуация, совсем другие возможности и более благоприятная ситуация с ресурсами.
Некоторые эксперты говорят, что не удастся заполнить ВСТО. Какое Ваше мнение по этому вопросу?
Во-первых, все зависит от того, насколько его построят – с расчетом на 30 млн. тонн, или на 70 млн. тонн. Во-вторых, если нефть Западной Сибири подвести к ВСТО, то 30 млн. тонн, чтобы его заполнить, мы, конечно, найдем, поскольку здесь добывается более 300 млн. тонн. Другой вопрос - хватит ли нефти, добываемой на месторождениях Восточной Сибири для того, чтобы заполнить трубу, не относя к данной территории Ванкорское месторождение и Томскую область, потому что территориально это Восточная Сибирь, а геологически - Западно-Сибирская нефтегазоносная провинция. Если рассматривать Восточные нефтегазоносные провинции без Западно-Сибирской провинции, есть расчеты, по которым при уровне наполняемости ВСТО в 70 млн. тонн, заполнить его не удастся.
Согласно стратегии развития трубопроводного транспорта, опубликованной в ряде изданий, мы хотим к 2020 году иметь резерв трубопроводной системы, чтобы определять более выгодные направления. Не исключено, что преследуются и некие политические интересы, в плане того, что если нас где-то на Западе прижмут, чтобы была возможность направить нефть на Восток. Думаю, идет целенаправленное создание системы с запасом мощности как в западном, так и восточном направлении.
А. Шпильман о закрытости геологической информации, о возрождении отрасли, о малом бизнесе в нефтянке А. Шпильман о возможности наполнения ВСТО и о "политической геологии"
|
